Гаврилин был примерным мужем, Гаврилин тёток не кадрил. Но однажды влюбился. Самым идиотским образом. Шёл по улице и увидел бомжиху. Страшную, грязную, непонятного возраста и с фингалом – классическую. Она сидела на корточках у стены и собирала милостыню в коробку из-под торта. И чего-то ела коричневыми пальцами – кажется, торт и ела. А Гаврилин взял да и положил сто рублей в коробку. Как под гипнозом. А бомжиха на него взгляд подняла – глаза такие одуванчиковые, будто подмороженные, - и «торт» свой протянула: «Хочешь?» - говорит. ( Collapse )
Новый пруд, устроенный вскладчину в деревне, выглядел пустым и скучным. Ни лягушки, ни травы. Билькович долго вглядывался в спокойную мёртвую воду, потом оглянулся и потом плюнул в пруд, и с надеждой уставился на свой плевок, застывший на воде, и ждал, что снизу, со дна, поднимется кто-нибудь, чтоб посмотреть.
В Москве, в продуктовом магазине Билькович купил карпа. Огромный карп стоял у стекла аквариума, словно мальчик у ограды пионерского лагеря. Билькович и карп стояли у стекла аквариума нос к носу. - Никто не берет, - сказала продавщица. – Большой слишком.
После третьего тоста слово взял солидный человек со смешной фамилией Марвихер. Он постучал вилкой по бутылке, привлекая внимание (домработница Нюся разносила холодец), и громко сказал сочным баритоном: «До диез, до диез». Все сразу перестали есть и посмотрели на выступающего. ( Collapse )
Известный артист Люсьен Царищев ехал в огромной черной машине обедать в свой ресторан. Рядом сидел его сын – известный рэпер Группер. - Погоди! – неожиданно сказал Люсьен водителю. – Тормозни здесь. Сдай малек. Ещё. Водитель сдал. ( Collapse )
Вы встречались с чем-нибудь загадочным, непонятным в своей жизни? Мне вот не повезло. Всю жизнь я искал чудо, хоть каплю чуда, ничтожную малость необычного, но – ничего. Не повезло. Не повезло даже встретить человека, которому повезло больше, чем мне. И вот во вторник сидел я в районной поликлинике, ждал очереди к окулисту. Ждал очереди, сидя в очереди. Читал книгу. Там удобно сидеть: в коридоре везде дерматиновые диванчики – из гладкого дерматина. Тёмно-зелёные. На два человека диванчик. Все пациенты умещаются, целая толпа. Рядом со мной был дядька. Всё ёрзал. И всё время что-то спрашивал у меня, мешал читать. В конце концов я закрыл книгу, и мы стали болтать о всякой ерунде – о погоде, о даче. И вот разговор как-то повернулся как раз о чудесах, которых не бывает. Хочется чудес, а их нету! - А Вы знаете, - сказал мой собеседник, - я видел чудо. Ну, не то чтобы видел… - тут он замолчал неожиданно, покраснел, достал большой мятый платок из кармана брюк и принялся сморкаться, а я, удивлённый, повернулся к нему всем телом, чтобы разглядеть его как следует, пользуясь, что я заинтригованный слушатель и имею право не сводить с рассказчика глаз. Мужчина был лет пятидесяти, с хорошими ещё волосами, с крупным носом, большим ртом, живыми глазами, которые, мне показалось, немного разъезжались. Чем-то он напоминал Луи де Фюнеса – помните, из «Фантомаса»? Только де Фюнес был, кажется, лысым… Не стану описывать, во что был одет этот счастливчик – я и не помню толком – шарф у него был на плечах оранжево-коричневый, дядька его всё время поправлял, будто дама. В общем, немного странный был господин. Отсморкавшись, Луи (будем называть его так) спрятал платок, виновато улыбнулся и посмотрел по сторонам. - Вы знаете, - сказал он, обращая ко мне свой покрасневший нос, - Вы первый, кому я рассказываю об этом. Почему-то мне захотелось открыться именно Вам… Я в предвкушении заёрзал на дерматине. - У Вас умные глаза, - сказал Луи. – Вы не станете насмехаться и ёрничать, если что-то покажется Вам странным или, допустим, скабрёзным. Видно, что Вы очень порядочный человек. Я согласно кивнул. ( Collapse )
Аня и Даша шли по мягкой от хвои лесной дороге, тёплой после летнего погожего дня. Вокруг было волшебно. Огромные сосны устроили ажурную крышу над пушистыми соснами-подростками, обступившими поляны, утыканные ромашками и бледно-зелёными кустиками незнакомых растений. Дорога то плавно уводила в сторону, то погружала в ложбину – и тогда снизу, на песчаных осыпях, можно было разглядеть причудливые мускулы сосновых корней. Солнце только-только скрылось из виду и ещё золотило макушки деревьев, и в бору образовался роскошный по своей мягкости и теплоте предсумеречный свет, открывающий фантастическую палитру зелёных, синих, коричневых и красных оттенков. ( Collapse )
В длинных коридорах телецентра – полумрак. Полы ровные-преровные. Если бросить шар, он будет катиться долго и без звука: полы застелены каким-то мягким шумопоедающим материалом. У монитора монтажной № 2 – Катя Васецкая и ассистент режиссёра Рита Хвостикова. Рите вчера исполнилось 18 лет, у неё круглое кукольное лицо, пушистые ресницы – и вся она кругленькая. На экране фрагмент фильма «Большая руда» Василия Ордынского. Мужественное лицо артиста Урбанского, который играет водителя самосвала и возит руду. Он сидит за баранкой, ведёт машину, курит и одновременно разговаривает с красивой девушкой, которая сидит рядом. Катя Васецкая впилась взглядом в Урбанского, боится пропустить нужный момент. Под глазом у неё фиолетовый свежий синяк, на голове (в волосах) – большие очки с тёмными стёклами. «Вот, вот, - говорит Катя, - сейчас, смотри!». Евгений Урбанский, не переставая крутить баранку, ловко выплёвывает окурок папиросы в форточку автомашины. - Вот молодец, - обрадовалась Хвостикова. - Это ещё что, - сказала Васецкая. – И швыряют, и швыряют! И плюють, и плюють! – она перемотала плёнку, и Урбанский-Пронякин выплюнул окурок ещё раз. Катя остановила кадр. – Так, - пометила она в блокноте, - сорок девятая минута. Ровно. Стукнули во входную дверь, дверь медленно открылась, в проёме появилась женщина средних лет, гладко причёсанная, с высокой стопкой видеокассет в руках – женщина придерживала их подбородком. Васецкая быстро скинула очки со лба на переносицу. - Кать, ты здесь? – сказала женщина, аккуратно ставя кассеты на кресло. – Тебя Бульдог ищет. Говорит «срочно найди». Злой как собака. - Скажи, сейчас приду, - сказала Васецкая, не поворачиваясь. - Здесь можно кассеты полежат? – сказала женщина. – Я сейчас вернусь, - и ушла. - Я вернусь, - протянула за ней Васецкая, думая о своём. - Ой, Екатерина Петровна, чего сейчас будет-то?! – заныла Хвостикова, растягивая слова. - Значит, Ритоша, - сказала бодро Васецкая, сбрасывая грустные мысли и листая свой блокнот, - значит, пиши… «Баллада о солдате»… Там где-то в районе двадцать пятой минуты поищи… Тоже Урбанский… Потом… потом – «Высота»… Там много… Рыбников, Макарова… все кидают и плюют. Поможешь, Ритоша?
Иван Петрович Коконов когда-то был школьным учителем физики. Он носил очки, боролся с несправедливостью и большую часть времени проводил в разноцветных галактиках и чёрных дырах. Однажды хулиганы проломили ему голову монтировкой, и Коконов пропал. Говорили, что он умер и похоронен в каком-то маленьком городе и даже – в закрытом гробу. Но это не так. Спустя два года он опять появился в своей каморке, но уже без жены, без друзей, без родных. Он получал пенсию по инвалидности, страдал бессонницей, слонялся по улицам и иногда плевался в прохожих. Прошёл ещё год. Иван Петрович полюбил кататься в метро. Он садился в центре вагона и угрюмо, сквозь сильные очки, разглядывал людей напротив, читая, словно книги, их судьбы и мечты. Бывало, он принимался хохотать и ошарашивал иного пассажира фразами типа: «А Вера-то Павловна - к вам больше не придё-ё-ёт!»… Прошло ещё время. Кононов шёл по переходу метро в людском потоке и ничем не отличался от сограждан. Был он тощенький среднего роста кадыкастый мужичок лет тридцати пяти – из инженеров. Одет был тоже обычно и довольно прилично: светло-серые брючки из плащевки (со стрелочкой), синеватые сандалии и белая в крупную серо-голубую полоску рубашка с короткими рукавами. Истерзанную голову физика покрывала панама из светлой джинсы, на плече болталась серая холщовая сумка. Старуху-побирушку со вздёрнутой верхнею губой Коконов видел здесь и раньше, и точно с такой же картонкой в сморщенных руках: «Умер сын, осталось трое внуков». Иван Петрович отделился от толпы и встал у противоположной стены, напротив старухи, поток разделял их. Иван глядел на старуху, а старуха, обнаружив внимание, поглядывала на Ивана. И опустила вдруг руку, предназначенную для приёма милостыни. Постояв минуты две, Коконов медленно, сбивая течение, пересёк людскую реку и, не сводя с бедной женщины напряженных глаз, приблизился к ней нос к носу. - Что же Вы сына похоронили, Анна Спиридоновна,- сказал он глумливым тоном, - когда сынок-то Ваш живой да и водки трескает с ночи до ночи на мамкины рубли? А?.. И не стыдно Вам?.. И внуков у Вас - не случилось… И не будет уж теперь... А я, глупый, собирался денег Вам дать… Чтобы Вы здесь… не стояли… А?.. Лицо женщины сморщилось, отчего верхняя губа ещё сильнее поднялась, обнажив два заячьих зуба – один из которых был чёрным, гнилым. Из глаз её потекли слёзы, она достала мятый белый платок и попыталась вытереть глаза, но рука странным образом не дотягивалась до лица, как бы натыкаясь на невидимую преграду. - Я видел, видел, - говорил тем временем Иван Петрович, - сын заставлял Вас таскать деньги. Он бьёт Вас, я видел. Знаю, он послал Вас сюда, где дружок его служит – земляк, милицейский, Горыныч – я уж слышу шаги… А сынку не долго Вас мучить… - Коконов порылся в сумке и выудил две толстые терракотово-белые пачки. – Берите. Здесь много, - он протянул деньги, - Вам хватит. Женщина проворно спрятала добычу, не проронив ни звука. Иван Петрович насупился: - Завтра Вы поедете в свою деревню… в Мажоров Майдан… И не вздумайте возвращаться… Я вижу, Вы мне не верите и считаете дураком? А зря… - Это что здесь такое?! – раздался зычный уверенный баритон, и позади Коконова остановился, расставив широко ноги и выставив брюшко, молодой упитанный милиционер с сержантскими лычками на погонах рубашки. Он поднёс вялую руку к фуражке, заломленной на затылок, и скороговоркой произнёс: - Старший сержант Горынин, документики попрошу. - А тебе, свинья, - металлическим голосом заговорил Коконов, наставляя линзы очков на сержанта и чеканя слова, - осталось постоять в сержантах – три секунды: раз, два, три! Больше ты не будешь врать, воровать, обирать сограждан и издеваться над девушкой Лизой. А будешь ты хрюкать и хрюкать, как и подобает свинье. Иди! Горынин слушал Коконова, не сводя с него маленьких глаз и не моргая. Маленький влажный рот его приоткрылся, зрачки расширились. В начале монолога правая рука сержанта, висящая вдоль тела, поползла за спину, но тут же повисла тряпкой. После команды «Иди!» Горыныч вздрогнул и рухнул на колени. Колыхнулась толпа прохожих. - Врача! – крикнул Иван Петрович, удерживая сержанта. – Человеку плохо! Помогите! Двое таджиков из толпы – молодой и старый – подхватили милиционера подмышки, потянули к стене. Покатилась фуражка. Анна Спиридоновна большими глазами смотрела на Ивана, прижав к груди мятую картонку: «Умер сын, осталось трое внуков». - Сын Ваш умрёт тринадцатого декабря, - сказал Коконов, проходя мимо, - не пытайтесь его лечить.
Это абрикосовые семена, абрикосовые орехи. Я покупаю их на рынке у старого узбека по имени Мирза. По 300 рублей за килограмм.
Килограмма хватает надолго. На 2-3 месяца. Я ем орехи штук по 10 в день – больше, говорят, нельзя. Купленные орехи (небольшую часть килограмма) я ошпариваю кипятком и промываю в нескольких водах. Чтобы не получить какую-нибудь «лямблию». Потом я держу орехи в тёплой воде несколько часов для размягчения. Потом я сливаю воду и ставлю чашку с орехами в холодильник, чтобы орехи не заплесневели.
Когда-то давным-давно я прочитал про АМИГДАЛИН (витамин В17), который якобы убивает раковые клетки. И этот амигдалин как раз содержится в косточках – яблок, груш и т.д. А больше всего амигдалина – в абрикосовых орехах. Орехи эти – вкусные. Помогают они уберечься от рака или нет – я не знаю. Доказательства только косвенные. Просто вкусно их есть и всё. Недавно я почитал о племени ХУНЗА, живущем в Гималаях на севере Индии - http://sovet-ok.ru/neobyasnimyj-fenomen-plemeni-xunza-tut-pochti-vse-zhivut-do-120-let/ Они живут до 120 лет, ничем не болеют и едят абрикосы летом и зимой и с утра до вечера.
Песенка «Как быть президентом» появилась сама собой за придумыванием завтрака - сначала насвистелась мелодия, потом сочинились первые слова. Потом я стал размышлять, как аранжировать эту штуку, и привиделся мне барабан - большой барабан и хор подпевал-мужчин – такой бэк-вокал. И слабый женский голос вдали. Сочинил два куплета, и тут разболелась голова и болит до сих пор. И таблетки не помогают. А как же дальше? Придумывать надо дальше! Ещё куплета три-четыре нужно. И вот - никак. Не придумывается. Целый месяц! Может, поможете, а? А песня будет такая. Можно будет и видеоряд снять. Уже рождаются какие-то картинки. Шлёпающие (марширующие) по лужам сапоги… А песня такая. Раз, два три, четыре. Раз, два, три, четыре… КОГДА ТЕБЯ НАЗНАЧАТ ПРЕЗИДЕНТОМ ПОДОЛЬШЕ ЭТУ ВЛАСТЬ НЕ ОТДАВАЙ (подпевалы скандируют: ПОДОЛЬШЕ ЭТУ ВЛАСТЬ!) МЕТЛОЙ ГОНИ ВСЕХ ПРОЧИХ ПРЕТЕНДЕНТОВ ПОДОЛЬШЕ ЭТУ ВЛАСТЬ НЕ ОТДАВАЙ (хор: ПОДОЛЬШЕ ЭТУ ВЛАСТЬ!)
Второй куплет
НАЙДИ СЕБЕ ТОВАРИЩА ТАКОГО ЧТОБ МОГ ТЕБЯ ДЛЯ ВИДА ПОДМЕНИТЬ (хор безмолвствует) СЕГОДНЯ ТЫ А ЗАВТРА ОН И СНОВА (ты) ТАК ЛЕГЧЕ ЭТУ ВЛАСТЬ НЕ ОТДАВАТЬ (подпевалы: ТАК ЛЕГЧЕ ЭТУ ВЛАСТЬ!)…
